Слышишь, какая перекличка высоко в небе, какое ликование! Это журавли летят.
Здравствуйте, журавли! Далеко ли путь держите?
Каждую весну возвращаются из теплых краев на родину журавли, дикие гуси, грачи, скворцы, жаворонки и другие перелетные птицы. Они направляются в родные леса, рощи, сады, летят на озера и болота, где родились и выросли, чтобы построить там гнезда и вывести птенцов.
Многие из вас, вероятно, хорошо знают колюшку. Она серенькая, с зеленоватой спинкой. Величиной с ваш палец. А ее побаиваются и большие хищники. У нее вместо брюшных плавников острые колючки. Такие же шипы и колючки, только еще погрозней, на спине. Недаром зовут ее колюшкой!
Когда всё вокруг спокойно, она прячет свое оружие, прижимает его к телу. Но чуть грозит беда, — растопыривается, как ерш. Попробуй подступись!
Когда наступает пора икрометания, самец колюшки выбирает на дне реки или озера, среди водорослей и трав, укромное местечко и принимается за работу.
Маленькая рыбка макропод также заботливо охраняет свое потомство.
Макропод — обитатель жарких стран. Водится он в реках Африки, Южного Китая, Индо-Китая.
Часто живет в канавах рисовых полей. Уже около ста лет, как завезли его в Европу, но у нас макропода увидишь только в аквариумах.
Это очень интересная рыбка. Приспособилась она жить в теплой стоячей или медленно текущей воде, где так мало кислорода, что другая рыба там задыхается.
А это что за зверь? Поглядите‑ка!
Хвост у него загнут крючком, голова похожа на лошадиную.
Хотя совсем мало напоминает это животное рыбу, а всё- таки это рыба. Называется она: морской конек.
Морского конька можно увидеть среди подводных зарослей у берегов Черного и Средиземного морей, Индийского и Атлантического океанов. Впрочем, обнаружить морского конька не так‑то просто. Он буровато — зеленый, точь — в-точь под цвет морской травы, среди которой живет. Формой тела удивительно напоминает он ее изгибы. К тому же плавает он медленно, а чаще держится на одном месте, зацепившись крючковатым своим хвостиком за какую‑нибудь водоросль.
Старательно охраняет свое потомство и самец судака.
Однажды рыбовод Марина Федоровна предложила мне посмотреть судачье нерестилище. Мы сели в маленькую лодочку и поплыли по мелководью к отгороженному участку, куда была выпущена пара судаков.
Надо вам сказать, что судак выметывает икру на дне рек и озер, на заливных лугах, среди корней придонных растений. А в этом отгороженном участке все растения с корнями заранее удалили, оставили их только в одном уголке. Там насыпали гору песка. Марина Федоровна хотела узнать, как здесь устроятся судаки. Она наклонилась над водой, пристально всмотрелась.
Лещ, сазан, вобла приклеивают желтенькие, с булавочную головку, икринки к подводным растениям на мелких местах, хорошо прогретых солнышком.
Отложат рыбы икру — и уходят. Остаются икринки без защиты.
Кто только не пробирается сюда, чтобы полакомиться икрой! И колюшка, и серебристая уклейка, и всевозможные подводные жуки…
Много гибнет этих живых крупинок. Да ведь на каждом стебельке, на каждом листике их без счета. Всех не съесть, не погубить.
Рыбаков всегда интересует, где и в какое время нерестятся рыбы. Ведь они идут на нерест большими косяками. Во время путины, так называется время большого хода рыбы, ее выгоднее ловить.
Кто живет в Санкт-Петербурге, тот хорошо знает, что в мае - июне в магазинах, на рынках и прямо на лотках продается много свежей корюшки. В это время по Неве идут косяки этой рыбы. Она заходит сюда из Балтийского моря, поднимается по реке километров 30–40 до порогов и по пути откладывает икру.
Осетр — рыба внушительных размеров. Рядом с ним самый крупный лещ покажется совсем маленьким. Если нарисовать осетра такой величины, какой он на самом деле, на всей странице этой книги только полголовы поместится.
Осетр — древняя рыба. Предки его жили на свете, когда не было еще на земле ни щуки, ни карпа, ни других рыб.
У осетра и его родственников — белуги, севрюги, стерляди — тянутся вдоль тела ряды блестящих костяных бляшек, крепких, как панцырь черепахи; четыре ряда — по бокам, пятый — на спине. Зато костей у осетровых мало, больше хрящей.
Морской окунь, морские сельди, треска и еще многие морские рыбы не выходят за пределы своего «дома». Здесь они выклюнулись, выросли, по морю же идут в привычные места метать икру.
Это, так сказать, рыбы — «домоседы», ведь в реки они не выплывают.
Впрочем, они не очень‑то «сидят» на месте: дома у них огромные, есть где и дома разгуляться!
Другие рыбы кормятся в морях и озерах, а на нерест плывут в реки, где родились.
Чем дальше, тем река становится уже и мельче. Она разбивается на небольшие протоки, и рыба расходится стаями. Каждая стайка устремляется в родной проток. Именно здесь увидели горбуши свет. И они вернулись в свой дом.
Знаете, как это узнали ученые? Они ловили мальков, которые вышли из гнезд, и метили их, подрезая плавнички, — одним верхние, другим нижние. Затем рыбок выпускали. Они приспосабливались плавать и с подрезанными плавниками — и уплывали.
Затем через год — полтора ученые — рыбоводы ловили в этих же местах уже взрослых рыб и узнавали своих, меченых.
Глубоко запрятаны крупные янтарные икринки, старательно укрыты галькой.
Может показаться странным, — зачем понадобилось горбушам строить для икры такое громоздкое сооружение? Ведь длина каждого гнезда достигает двух метров, а глубина чуть не полметра!
Оказывается, галька, из которой состоит гнездо, не только надежная защита от врагов, которые не прочь полакомиться икрой. Икринки лежат между камешками, как в маленьких пещерках, свежая же вода омывает их беспрепятственно.
Много волнующего можно рассказать о путешествии рыб.
Бывает, что лососи или осетры пускаются в путь весной, а к месту своего рождения и осенью еще не доберутся, приходится дорогой зимовать. Залягут рыбы на тихих, глубоких местах в ямы, а весной продолжают путь до своих нерестилищ.
Конечно, не всем этим подводным путешественникам так трудно приходится, как горбушам. Путь многих других рыб бывает хоть и далек, но не так тяжел. Рыбы меньше истощаются и устают. Похудевшие, слабые, всё же пускаются они после нереста в обратный путь, и многие благополучно возвращаются на свои «пастбища» — в моря и озера. Там можно подкормиться, набраться сил, нагулять жирку.
Однажды — было это лет тридцать тому назад — отправились сиги своим обычным путем, завернули в реку Волхов, стали подниматься. Надо вам сказать, что двигались они, как обычно, посреди реки, против самого сильного течения; тут быстро не поплывешь!
Чем дальше, тем стремительнее становился поток воды, всё труднее было плыть рыбам, всё медленнее они продвигались, но всё же не останавливались.
И вдруг — водопад. Не было раньше водопада, Откуда он появился?
А на плотине стояли двое: инженер, что строил плотину, и профессор — ихтиолог.
Инженер говорит:
— Меньше стало у плотины сигов. Я так и думал… Увидят, что им не пройти, — вернутся назад, в другом месте вымечут икру.
— Это еще не известно, — качает головой профессор, — станут ли они на новых местах метать!
Ничего не ответил профессор, но через несколько дней он снова пришел к плотине. В руках у него была корзина, накрытая мешком. Там что‑то шевелилось, мешок всё время приподнимался.
Профессор пригласил инженера пойти с ним на плотину. Здесь он развязал корзину и вынул из нее пару уток с красивыми сизо — зелеными шейками.
— Сейчас утки совершат подводное путешествие, — сказал профессор и бросил их в воду недалеко от турбины.
Сиги, семга, форель и другие рыбы, которые плавают по бурным рекам с перекатами, водопадами и порогами, — отличные прыгуны. А вот, например, осетр, белуга, севрюга — эти совсем не умеют прыгать. Где им было научиться? Реки Дон, Волга, по которым они поднимаются из морей, текут спокойно, перекатов и водопадов там нет.
Как же перебраться осетровым Дона через плотину Цимлянской гидроэлектростанции, чтобы попасть в привычные для нереста места? Высокую водяную лестницу им трудно преодолеть.
Вместо такой лестницы ученые придумали устроить подъемное приспособление — лифт для рыб.
Задал же задачу рыбоводам куринский лосось! Лосось этот живет в Каспийском море, и, чтобы добраться к своим нерестилищам, несчетное число лет проходил он длинный путь по реке Куре. При этом он поднимается в горы, к истокам реки.
Настоящие альпинисты эти лососи: они взбирались на высоту в 1500 метров, туда, где на дне реки бьют чистые, прозрачные ключи, там метали они икру.
Проплыть почти полторы тысячи километров по бурной реке, против стремительного течения — дело нелегкое. Восемь- десять месяцев длилось это водное «восхождение». Еще зимой, «упитанные», полные сил, входили лососи из Каспийского моря в Куру и только глубокой осенью, исхудавшие, усталые, добирались до своих нерестилищ.
Вы из окуней уху когда‑нибудь ели? Наверное, ели. А если нет, так попробуйте, она превкусная!
Вот из‑за этой ухи всё и началось.
Жил у небольшого озера рыбак Федор. А неподалеку за горой, у другого озера, стояла изба дружка Федора — Антипа.
Антип тоже рыбачил. В то время рыболовецких колхозов было у нас еще мало. Каждый ловил рыбу, как умел. Пришел; как‑то Федор к Антипу в гости, а тот ему говорит:
— Эх, жаль, опоздал ты, брат! Каких я нынче людей видел! Ученая экспедиция! Рыбоводы. Знаешь, что они надумали, — рыб переселять!
Как же переселяют рыб ученые?
У них дела идут, конечно, совсем не так, как у нашего нетерпеливого рыбака Федора.
Есть в Казахстане озеро Балхаш. Пребольшущее озеро, а рыбой небогато, да и рыба неважная. Что будешь делать! Какая была, такую рыбаки и ловили.
Как‑то попались в сети молодые сазаны. Рыба эта, как известно, отличная. Обрадовались рыбаки и вместе с тем удивились. Не было в Балхаше сазанов. Откуда они взялись?
Не думайте, впрочем, что у людей ученых всё идет гладко, без сучка, без задоринки.
Решили рыбоводы переселить в озеро Балхаш сигов из Чудского озера. Это очень хорошая рыба. Она так и называется: чудской сиг. Куда только не завезли его ихтиологи! Во многие озера Ленинградской области, и на Украину, и в Белоруссию, и в горное кавказское озеро Севан. Всюду чудской сиг хорошо приживался и отлично себя чувствовал.
Почему‑то ему не понравилось в озере Балхаш.
Толстолобик водится на Дальнем Востоке, в реке Амур. Называется эта рыба так потому, что глаза у нее расположены очень низко и лоб от этого кажется огромным. Когда глядишь на толстолобика, можно подумать, будто рыбу по ошибке перевернули кверху брюшком.
Есть у этой рыбы странная привычка. Если захлопать, зашуметь, закричать, — толстолобик, выскакивает из воды, выпрыгивает, да еще как! Чуть ли не на два метра!
Просто взлетает на воздух, как будто желает посмотреть, кто тут нарушает порядок.
Карликовый сомик — рыбка, как говорит ее название, маленькая, но зато она очень жирная и вкусная. Родом карликовый сомик из Америки, откуда вывезли его в Германию. Польские рыбоводы переселили его из Германии к себе. Из Польши попал он к нам. Ведь Польша — наша соседка.
Повсюду в новых местах карликовый сомик прижился, быстро размножился и сам уже пошел кочевать по рекам, протокам в соседние озера.
Так расселился он во многих водоемах Белоруссии и Западной Украины.
Немало бывает неожиданностей при переселении рыб; немало огорчений пришлось пережить, да и сейчас многое приходится испытывать рыбоводам.
Что же тут удивительного? Переселение рыб — дело новое, а всякое новое дело не сразу удается.
Даже перевозить этих необычных пассажиров научились не сразу. Размещать переселенцев тоже надо по — разному. Взрослых рыб выпускают в пруд или озеро; икру помещают в особые аппараты, где выводятся рыбки. Каждую икринку, которая там находится, всё время омывает свежая вода.
Водится во многих озерах всем известная рыбка — ряпушка. Она невелика: на ладони поместится. Такая, даже еще помельче, есть в Чудском озере. Весит чудская ряпушка только двадцать — тридцать граммов.
Но в других, тоже северных, озерах, в Карелии живут ряпушки, которые вдвое и втрое крупнее чудских.
Ученые сперва даже не поверили, что это ряпушки. Они стали изучать этих рыб, сравнивать их с рыбками из Чудского озера. Оказалось, что и по форме головы, и по строению плавников и всего тела, и по окраске, и по чешуе те и другие рыбы похожи друг на друга, как близнецы. Только чудские — маленькие, а прочие по сравнению с ними — великаны.
Как узнать, хорошо ли чувствует себя рыба в реке или озере, сытно ли ей жить?
Вы скажете: очень просто — надо выловить ее и посмотреть, какая она: большая или маленькая, тощая или жирная.
Вот тут‑то можно, оказывается, легко ошибиться.
Выловили мы, например, леща средней величины — ни тощего, ни жирного. Ну, что вы о нем думаете? Как ему живется?
Вы ответите: да как будто неплохо!
Перед вами на рисунках карпы. Один большой, другие, по сравнению с ним, — крошки. Большой весит восемьсот граммов, маленькие — пятьдесят. А ведь они не только ровесники, но и близнецы, дети одной матери, и вышли из икринок в один и тот же день и час.
Каждому от роду шесть месяцев.
Рыбоводы называют рыб такого возраста сеголетками. Слово «сеголетки» можно прочитать так: «сего лета», то есть «этого лета». Значит, рыбки родились в этом году.
Вот еще на что обратили внимание рыбоводы. Они заметили, что в карповом пруде пропадает зря много рыбьего корма — планктона.
Ведь чтобы маленькие карпики лучше росли, пруд, в который выпускают мальков, заранее заселяют мелкими водорослями и всевозможными рачками, инфузориями и прочими крошечными существами, которые составляют любимую пищу малышей.
Весь этот корм в изобилии плавает поверху. То‑то раздолье карпикам!
Но, чуть они подрастут, сейчас же спустятся на дно и принимаются за всяких донных животных: моллюсков, червячков, копаются вовсю в мягком грунте, — такая уж у них привычка.
О совместной жизни карпа с лещом и воблой рассказал мне один опытный рыбовод, который сам всё это наблюдал.
— Что ж, — говорил рыбовод, — можно, конечно, поселить с карпом уклею и красноперку. Эти всю жизнь питаются планктоном. Да что с них толку! Рыба самая нестоящая… Много мы думали, ставили разные опыты и решили, что самым испытанным товарищем карпу будет всё же карась — серебряный. Рыбка эта неприхотлива, уживчива, ест планктон. К тому же карась очень вынослив. А от карасей, жаренных в сметане, никто не откажется!.. Но карась карасем, а есть у нас еще одна думка: поселить с карпом толстолобика. Того самого толстолобика — прыгуна с Амура, — который так невежливо удрал из одного пруда. Ну, что ж, первый раз сбежал, другой раз не уйдет, — теперь‑то распознали его повадки, научились с ним обращаться… Итак, — продолжал рыбовод, — поселим карпов с карасями, еще лучше — с толстолобиками. Это будет отлично, повысится урожай пруда. Иногда еще полезно пустить к ним щук и окуней.
Как живут в пруде карпы со щуками, я не видела. Где их там разглядишь в пруде с непривычки! Зато одну хитрую затею рыбоводов я видела собственными глазами.
Было это в кубанских степях. Ездили мы с председателем большого колхоза по полям. Председатель показывал мне посевы, молодые сады, пруды, обсаженные деревьями.
Вот указал он мне на небольшой прудик и говорит:
— С этого пруда мы самый обильный «урожай» снимаем: и рыбой и мясом.
Мы плыли по каналу в маленькой плоскодонной лодке. Моим спутником и руководителем, который всё мне рассказывал, был будущий рыбовод, а пока еще студент техникума — Вася. В руке у Васи был шест, которым он отталкивался от илистого дна. Ни весла, ни руля в лодке не было.
Канал обступили ивы. Склоняясь над водой, они густо переплели свои гибкие тонкие ветки. Зеленый кружевной свод раскинулся над нами. Сквозь матово-серебристую листву с трудом пробивались лучи низкого вечернего солнца. Мы плыли в таинственном зеленом полумраке.