65 млн лет назад в побережье полуострова Юкатан в районе современного городка Чиксулуб на скорости 20 км/с врезался астероид 20 км в поперечнике. Подобно гигантскому колоколу, планета содрогнулась от удара. В результате взрыва образовался кратер диаметром 180 км и глубиной 10 км. За этим последовали извержения вулканов, землетрясения, кислотные дожди и гигантская океанская волна, которая обогнула земной шар. Поднявшиеся в небо тучи пепла замедлили фотосинтез, преградив путь солнечному свету. За время затянувшейся ночи погибла большая часть пережившей катаклизмы растительности. Под покровом губительных сумерек температура воздуха резко упала, и на планету опустилась вулканическая зима. Исчезло 70 % всех видов живых организмов, включая последних динозавров. Существа поменьше, такие как микробы, грибы и трупные мухи, то есть самые большие любители падали среди всего живого, какое-то время чувствовали себя совсем неплохо, питаясь остатками погибших растений и павших животных. Но вскоре и они пришли в упадок.

Так закончилась мезозойская эра – время рептилий, и началась кайнозойская эра – время млекопитающих. Мы – вершинное и, возможно, последнее творение кайнозоя.

Биосфера – совокупность всех организмов на планете в определенный момент времени. Это все растения, животные, водоросли (как низшие растения), грибы и микроорганизмы, которые существуют сейчас, когда вы читаете это предложение.

Верхнюю границу биосферы образуют бактерии, унесенные ураганами на высоту 10 км и, возможно, даже выше. Считается, что, составляя 20 % микроскопических частиц на этой высоте (остальные 80 % приходятся на частицы инертной пыли), разные виды бактерий получают энергию путем фотосинтеза или занимаются переработкой мертвой органической материи. Можно ли этот высотный пласт назвать экосистемой? Вопрос до сих пор остается предметом дискуссий.

Общее число населяющих Землю видов теоретически поддается подсчету. Вероятно, в будущем мы сможем вести учет их разнообразия с достаточно большой степенью точности. Но пока что экологи смотрят на идею всемирной переписи видов как на проблему, решить которую невозможно из-за одного логического парадокса. Как выяснилось, биоразнообразие на Земле подобно волшебному колодцу. Чем больше видов организмов исчезает по вине человечества, тем больше обнаруживается новых видов. Но это лишь означает, что при оценке масштаба губительных процессов и числа видов, погибающих за год, мы должны скорректировать результат в большую сторону. При этом приблизительную скорость вымирания известных видов необходимо применить к тем, о которых мы еще не знаем. Пока у нас нет причин полагать, что две группы видов – известные и неизвестные – радикально отличаются друг от друга. Поняв это, мы оказываемся перед дилеммой, которая оборачивается одним из самых сложных этических вопросов за всю нашу историю: будем ли мы и дальше разрушать собственную планету ради удовлетворения сиюминутных потребностей или все-таки найдем способ остановить массовое вымирание во имя будущих поколений?

Если мы выберем путь разрушения, Земля продолжит необратимое погружение в пучину антропоцена – последней геологической эпохи биологической эволюции, в которой планета существует почти исключительно для нас. Я предпочитаю называть этот сценарий по-другому – еремоцен, век одиночества. По существу, еремоцен представляет собой век людей, окультуренных растений и одомашненных животных да полей, занимающих всю поверхность суши.

В мире осталось 27 000 носорогов. Еще 100 лет назад миллионы этих животных громыхали по равнинам Африки и беззвучно крались среди деревьев в тропических лесах Азии. Они представлены пятью видами, и все пять под угрозой исчезновения. Подавляющее большинство уцелевших животных относятся к южному подвиду белых носорогов, встречающемуся главным образом в Южной Африке, где они находятся под надежной защитой вооруженных охранников.

17 октября 2014 г. в природном заповеднике «Ол Педжета» в Кении скончался Суни, один из последних северных белых носорогов. После его смерти на планете осталось всего шесть северных белых носорогов: три в «Ол Педжета», один в зоопарке «Двур-Кралове» в Чешской Республике и два в зоопарке «Сафари-парк» в Сан-Диего. Эти животные стареют, не оставляя после себя потомства. Сейчас, когда последние особи оказались разбросанными по всему миру — а носороги практически не размножаются в неволе, — вымирание северных белых носорогов можно считать свершившимся фактом. С учетом естественной продолжительности жизни этого вида последний его представитель должен умереть до 2040 г.

Нам встречались тропические леса фактически без каких-либо следов земноводных, которые когда-то водились там в изобилии и были представлены десятками видов. Мы были свидетелями массовых вымираний. Мы пытались спасать исчезающие виды, организуя эвакуацию по воздуху из зараженных местностей, разводя их в неволе и пытаясь найти хоть какое-нибудь решение в процессе полевых и лабораторных исследований. Все напрасно. Обеспечить выживание популяций в дикой природе путем вмешательства невозможно. Вымирание земноводных продолжается на всей планете. Каких-либо признаков сколь-нибудь значительного восстановления популяций видов этой группы животных до сих пор не наблюдалось. Но хуже всего то, что убивающий земноводных гриб продолжает существовать в самой среде, исключая возможность реинтродукции животных, выведенных в неволе.

Именно так описывают массовое вымирание лягушек, вызванное смертельным хитридиевым грибом с непроизносимым, как это и подобает научному термину, названием Batrachochytrium dendrobatidis, полевые биологи Карен Липс и Джозеф Мендельсон II. Этот вид грибов распространился по всему миру, проникая в организм лягушек при их транспортировке в аквариумах с пресной водой. По трагическому стечению обстоятельств в числе переносчиков оказались африканские шпорцевые лягушки рода Xenopus, которые часто используются в биологических и медицинских исследованиях. Другое, на этот раз уже фатальное, обстоятельство заключается в том, что гриб распространяется по всей поверхности кожи взрослых особей земноводных. Учитывая, что взрослые лягушки дышат и через кожу, они неизбежно погибают в результате удушения или сердечной недостаточности.

Некоторые думают, что человечество должно смириться с созданным им самим экологическим хаосом, воспринимая его как пускай и не совсем стопроцентную, но все-таки какую-никакую гарантию собственного светлого будущего. «Мы — как боги, — пишет футуролог Стюарт Бранд, — и нам придется научиться ими быть». Если следовать этой причудливой логике, Земля принадлежит нам и в конечном итоге наше предназначение — взять ее под свой полный контроль. Несмотря на немногочисленные потрясения вроде экономических кризисов, изменения климата и религиозных войн, мы непрерывно совершенствуемся во всем. Мы все быстрее перемещаемся по земному шару, забираемся все выше и опускаемся все ниже, мы заглядываем все дальше в глубь Вселенной. Совместными усилиями мы с умопомрачительной скоростью накапливаем знания обо всем, что всемогущий Бог позволяет нам, маленьким богам, познавать, и делаем эти знания доступными каждому, кто готов несколько раз щелкнуть компьютерной мышью. Мы — первооткрыватели принципиально нового способа существования. Человек разумный — удивительный вид приматов на двух ногах с незанятыми руками и округлым черепом с большим мозгом — спешит навстречу будущему!

В фантазиях неравнодушных к науке интеллектуалов и голливудских сценаристов человечество наделяется безграничными возможностями.

Если не брать в расчет редких паразитов, представляющих опасность для нашего тела и источников пищи, вряд ли найдется много людей, которые стали бы желать смерти другим видам.

Разумеется, биосфера не станет оплакивать гибель африканских комаров вида Anophelesgambiae, этих любителей человеческой крови и главных разносчиков малярии, от которых невозможно укрыться даже в самом защищенном жилище. То же относится и к африканскому гвинейскому червю — моему личному кандидату номер один на звание самого отвратительного из паразитов, — исчезновение которого, я думаю, не огорчит даже самых ярых защитников дикой природы. Достигая метра в длину, он распространяется по всему телу, выходя на поверхность кожи через язвы на ступнях или ногах для того, чтобы вытолкнуть во внешнюю среду свои личинки. Еще меньше мы бы сожалели об исчезновении простейших паразитов, вызывающих смертельное заболевание лейшманиоз и приводящих к обезображиванию тела человека. Если подсчитать количество болезнетворных бактерий, микроскопических грибов и вирусов, заслуживающих или полного исчезновения, или хранения исключительно в жидком азоте, то, вероятно, таких наберется не более тысячи (по моей оценке). Мне несколько раз доводилось переносить заболевания, вызываемые арбовирусами (вирусами, переносимыми членистоногими), которые попадали в мой организм в тропических лесах. Я отлично помню, как был прикован к кровати, пока меня мучала лихорадка, так что с радостью бы попрощался с ними.

Накрыв своей тенью биосферу, угрожая всему и повсюду, рассерженный демон климатических изменений — это наше детище, которому мы слишком долго позволяли хозяйничать на планете. Используя атмосферу в качестве углеродной свалки промышленной революции и безрассудно наращивая объемы выбросов, человечество оказалось в ситуации, когда концентрация парниковых газов — в первую очередь углекислого газа и метана — достигла опасного уровня.

Большинство экспертов разделяют самые мрачные прогнозы. Они уверены, что мы не должны допустить, чтобы спровоцированный выбросами рост среднегодовой температуры поверхности Земли превысил 2 °C относительно уровня, существовавшего до начала промышленной революции, то есть приблизительно в середине XVIII в. Однако он уже достиг половины этого порогового значения. Если глобальное потепление атмосферы приведет к повышению температуры на 2 °C и более, характер погоды на Земле изменится непредсказуемым образом. Температурные рекорды, которые сейчас считаются чем-то уникальным, превратятся в обыденность. Мощные бури и погодные аномалии станут нормой. Происходящее уже сейчас таяние ледниковых покровов Гренландии и Антарктики ускорится, что приведет к формированию нового климата и изменению географии обширных участков суши. Согласно данным спутниковых и мареографических измерений, уровень моря уже поднимается со скоростью 3 мм в год. Таяние ледников и увеличение объема воды в океанах в результате термического расширения в конечном итоге приведут к повышению уровня моря более чем на 9 м.

Не каждый, кто называет себя защитником природы, согласен с необходимостью сохранения биоразнообразия. Небольшое, но растущее меньшинство считает, что человечество уже переступило ту грань, за которой вызванные его деятельностью изменения в мире живого стали необратимыми. Теперь, говорят они, мы должны адаптироваться к жизни на искалеченной планете. Некоторые ревизионисты и вовсе призывают перейти к полностью антропоцентричной картине мира, в которой люди выступают в качестве абсолютных хозяев Земли, а решение о необходимости сохранения тех или иных видов или экосистем в дикой природе принимается исключительно исходя из степени их полезности для нашего вида.

В этом взгляде на жизнь на Земле совсем нет места для дикой природы: весь мир, включая даже самые отдаленные его участки, считается в той или иной степени подвергшимся отрицательному воздействию человечества. Живая природа — в том виде, в каком она существовала до прихода человека, — уже мертва или близка к смерти. Самые радикально настроенные сторонники этого подхода, вероятно, верят, что такой исход был исторически предопределен. Если это так, человечество должно взять в свои руки судьбу планеты и определять ее будущее — все, что простирается от одного полюса до другого, принадлежит только нам, и по большому счету ничто, кроме нашего вида, не представляет ценности.

Как и во многих других ошибочных философских доктринах, за благими намерениями поклонников идеи антропоцена скрывается обычное невежество. В своем призыве перейти к новому, антропоцентрическому подходу к сохранению природы, то есть, по сути, отказаться от ее сохранения, они исходят из нескольких предпосылок. Первая — неверная трактовка истории природоохранных организаций. Вторая — недостаточно глубокие знания о биоразнообразии. Третья, менее очевидная, — акцент на экосистемах как на основном уровне биологической организации и почти полное игнорирование видов и родов.

Предполагать, как это делают наиболее радикальные сторонники антропоцентризма при продвижении идей «нового консервационизма», что традиционные организации, занимающиеся охраной природы, в своей деятельности практически не уделяют внимания благополучию общества, — значит просто ничего не знать о них. Мой личный тридцатилетний опыт работы в качестве члена органов управления и консультативных советов нескольких крупнейших международных организаций свидетельствует об обратном. Например, я был свидетелем того, как в 1980-е гг. американское отделение Всемирного фонда дикой природы радикально пересмотрело принципы своей работы. Все началось с обсуждения цели существования организации и стоящих перед ней задач. Какие группы животных и растений защищать, в каких частях света, как и, наконец, зачем?

У вас может создаться впечатление, что область науки, связанная с изучением биоразнообразия, по своему духу и настрою кардинально отличается от традиционной биологии. Но провести параллели между ними все-таки можно. Клетки и мозг подобны экосистемам — они ничем не отличаются от дождевых лесов, саванн, коралловых рифов или альпийских лугов. Первым делом необходимо выявить и описать месторасположение и функции различных частей, а затем установить, как они взаимодействуют друг с другом, чтобы составить полную картину. Однако изучение органов в основном не выходит за пределы лабораторий. Даже небольшой поверхности стола площадью 1 м2 достаточно, чтобы сделать серьезное научное открытие. Напротив, изучение биоразнообразия, а эту область знаний называют то наукой о биоразнообразии, то естественнонаучной историей, то эволюционной биологией, охватывает всю поверхность планеты, предполагая работу в самых разных условиях.

Существует два типа ученых. Первые идут в науку, чтобы зарабатывать на жизнь. Вторые поступают с точностью до наоборот: они находят способ заработать на жизнь, чтобы иметь возможность заниматься наукой. Практически все ученые-натуралисты, которых я знаю, относятся ко второй группе. Отличаясь потрясающим усердием, они напрочь лишены стремления к соперничеству.

Чтобы сохранить биоразнообразие, необходимо понимать, как виды, входящие в одну экосистему, взаимодействуют друг с другом. Это должно быть очевидно и ученым, и людям, далеким от науки. Но наши знания о взаимодействиях настолько скудны, а отрасль научного знания, занимающаяся изучением экосистем, настолько слабо развита, что мы не можем ответить на большинство стоящих перед нами вопросов или решить хотя бы самые простые проблемы в этой области.

Как ученый с опытом полевых и теоретических исследований в области изучения экосистем, я считаю своим долгом еще раз остановиться на проблемах, сохраняющихся в этой отрасли биологического знания, обусловленных недостаточностью проводимой работы и ее несоответствием текущим задачам. Особенно плохо в рамках традиционных подходов к анализу экосистем разработаны вопросы способов взаимодействия видов между собой. Разумеется, недостатка в сложных математических моделях нет.

Когда данных мало, строить модели легко — слишком легко.

На Земле существует два разных мира живых существ, два совершенно разных набора экосистем. Базовые иерархические уровни биоразнообразия одинаковы — от экосистем к видам, от видов к генам. Оба эти мира находятся под угрозой исчезновения. Но во всем остальном — они разные.

Чтобы пояснить эту идею, предлагаю мысленно отправиться в небольшое путешествие. Давайте спустимся на дно моря в прибрежной зоне. Оглянитесь вокруг — все здесь настолько отличается от того, что вы привыкли видеть на земле и в небе, что вам кажется, будто вы на другой планете. Если вы решите по-настоящему погрузиться под воду без систем жизнеобеспечения, вы погибнете меньше чем за 10 минут. На дне есть огромные участки, на которые не то что не ступала нога человека, но которые люди даже не видели.

В начале этого столетия члены нью-йоркского Клуба исследователей столкнулись с проблемой: им стало не хватать непокоренных горных вершин, неизведанных полярных ледников и неизученных амазонских племен. В 2009 г. они попытались решить ее, добавив биоразнообразие в число предметов своего интереса. И они не прогадали. Изучение биоразнообразия способно удовлетворить потребности в новизне ученых и искателей приключений не хуже, чем самая рискованная экспедиция в любой из укромных уголков, что еще остались на планете Земля.

Как это ни странно, одним из последствий возросшего интереса к биоразнообразию стало более внимательное изучение флоры и фауны нашего собственного организма. Благодаря применению метода быстрого секвенирования ДНК при изучении микроорганизмов стало понятно, что в теле каждого здорового человека находится целый ряд сбалансированных сообществ, состоящих главным образом из бактерий. Подобно различным микроорганизмам, живущим в других организмах, они в большинстве своем дружелюбны к своему хозяину. Биологи называют их «мутуалистическими симбионтами», имея в виду, что они не только получают выгоду от растений или животных, с которыми сосуществуют, но и сами приносят им пользу.

У многих из тех, кто проводит всю жизнь в городах или густонаселенных сельских районах, создается впечатление, что весь мир полностью принадлежит человечеству. Радикально настроенным сторонникам идеи антропоцена кажется более разумным адаптировать то, что осталось от природы, к потребностям людей, вместо того чтобы сохранять ее в первоначальном виде. Зачем, спрашивают они, выделять пространство и ресурсы на дело, которое изначально обречено на провал? Миру природы уже нанесен серьезный ущерб. Процесс уничтожения биоразнообразия зашел настолько далеко, что обратного пути уже нет. Девственной природы больше не существует. Эти пораженческие настроения ни в коем случае нельзя выпускать из виду. Как однажды заметил Джон Стюарт Милль, говоря о сути идеологических доктрин, когда на поле брани нет более врагов, то засыпают и учителя, и ученики.

Разумеется, натуралисты и популяционные биологи придерживаются совершенно иного взгляда на мир. Точка невозврата может наступить, но только тогда, когда человечество отведет слишком большую часть территории планеты под нужды и развлечения собственного вида. В этом случае перенаселенная людьми Земля превратится в космический корабль размером с планету, а сохранение жизни будет зависеть исключительно от разумности и мудрости человечества. Это не только станет катастрофой для всех остальных форм жизни, но и поставит под угрозу наше собственное выживание.

История вида не является прерогативой человечества. В природе — миллионы историй видов живых организмов. Каждый вид является наследником длинной череды поколений. Определенная точка пространства и времени в истории вида — результат долгого путешествия по лабиринту эволюции. Каждый его изгиб и поворот подобен игре в рулетку, где ставка — выживание вида, а игроки — наборы генов в популяции. Цель игры — найти свою экологическую нишу в экосистемах, где живут особи популяции. Выигрыш — доля способных к размножению особей в следующем поколении. Заданные генами характеристики, которых было достаточно прошлым поколениям, могут как пригодиться в будущем, так и оказаться бесполезными. Среда обитания тоже меняется. В новых условиях гены могут продолжить побеждать, обеспечивая выживание вида. А могут и потерпеть поражение. Некоторые варианты генов, появившиеся в результате мутации или формирования новых комбинаций, могут даже способствовать росту численности и распространению популяции вида. Но в любой момент вследствие изменения условий среды обитания вид может оказаться проигравшим в эволюционной игре, а его популяция будет обречена на вымирание.

Все, что удалось сделать мировому движению в защиту окружающей природной среды, — это на время смягчить последствия процесса вымирания видов. Остановить вымирание оно вряд ли способно. Более того, этот процесс продолжает ускоряться. Если мы хотим вернуться к тем темпам утраты биоразнообразия, которые имели место до распространения человечества по планете, и тем самым сохранить существующие виды живых организмов для будущих поколений, нам придется поднять работу по охране природы на совершенно другой уровень. Единственное решение проблемы шестого массового вымирания заключается в увеличении площади особо охраняемых природных территорий до величины, равной или превышающей площадь половины поверхности Земли.

Этому расширению могут способствовать незапланированные последствия продолжающегося роста численности населения, более высокий уровень мобильности и эволюция экономики на фоне цифровой революции. Но для этого нам также потребуется полностью пересмотреть отношение к окружающей природной среде и связанные с этим представления о нравственности.

В разных частях мира остались уголки дикой природы, которые являются самодостаточными и могут продолжать существовать в таком виде, если их просто оставить в покое. Кроме того, существуют почти полностью дикие места, среда которых может быть восстановлена до близкого к первоначальному состояния — для этого достаточно либо удалить несколько инвазивных видов, либо провести реинтродукцию одного или нескольких уничтоженных ранее базовых видов, либо прибегнуть к обоим этим методам. Однако встречаются пространства, которые деградировали настолько, что для восстановления их первоначального состояния требуется пройти все этапы: завезти почву, потом переселить в нее микроорганизмы и перенести виды эукариотов (водоросли, грибы, высшие растения, животные) в определенных сочетаниях и в определенной последовательности.

Значительная часть природоохранных проектов предполагает проведение определенной работы по восстановлению природных ландшафтов, то есть требует вмешательства человека. Каждый проект уникален. Каждый зависит от знания местных природных территорий и любовного к ним отношения со стороны ученых, активистов, политиков и бизнесменов, работающих вместе как партнеры. Чтобы добиться успеха, требуются недюжинная изобретательность, мужество и упорство.

Подводя итог, следует признать, что, если говорить о сохранении биоразнообразия, самым актуальным является вопрос о том, какое количество сохранившихся островков дикой природы и населяющих их видов будет утрачено к моменту замедления темпов вымирания до уровня, существовавшего до появления человека. Согласно имеющимся данным, до появления человека в год вымирало от 1 до 10 видов на миллион. В сопоставлении с продолжительностью человеческой жизни этот базовый показатель бесконечно мал. Для тех, кому небезразличны идеи сохранения окружающей природной среды, это практически то же, что и ноль. (Не стоит также забывать, что по крайней мере 6 млн существующих сейчас видов остаются не известными науке.) Но это также означает, что текущий уровень вымирания хорошо известных нам видов почти в тысячу раз выше и, несмотря на героические усилия участников международного движения в защиту природы, продолжает расти.

«Кровотечение», к какой бы биосистеме ни относился организм, непременно приведет к его гибели; если с ним не бороться, массовая гибель отдельных организмов неизбежно приведет к вымиранию вида. Другого не дано. Исследователи, изучающие процесс сокращения биоразнообразия в динамике, предупреждают, что в результате экспоненциального роста темпов вымирания большинство существующих сейчас видов живых организмов могут исчезнуть с лица земли уже в этом столетии.

Термин «пол-Земли», описывающий предлагаемое решение, не означает, что нужно разделить планету на две половинки по полушариям или поделить ее на какие-то другие большие участки размером с целый континент или страну. Не идет речь и о смене собственников тех или иных территорий — достаточно обязать их сделать так, чтобы эти территории оставались в целости и сохранности. Этот термин подразумевает выделение для природы охраняемых территорий максимальной площади, то есть для миллионов существующих сейчас видов живых организмов.

Ключевым фактором сохранения половины планеты является экологический след, под которым понимается пространство, необходимое среднестатистическому человеку для удовлетворения всех потребностей. В него входит земля, занимаемая жилищем, источниками пресной воды, средствами производства пищи и ее доставки, транспортными средствами, средствами связи, органами власти и прочими общественными институтами, медицинскими учреждениями, а также земля для похорон и развлечений. Таким образом, экологический след состоит из множества кусочков, разбросанных по всему миру. Точно так же разбросаны по Земле и сохранившиеся уголки дикой природы на суше и в море. Эти кусочки различаются размером — от обширных пустынь и реликтовых лесов до восстановленных крошечных местообитаний площадью несколько гектаров.

Идея создания глобальной сети неприкосновенных особо охраняемых природных территорий, охватывающих половину поверхности Земли, кажется абсолютно разумной в мире стремительно развивающихся биотехнологий и набирающей мощь рациональности. Но готовы ли люди и не видящие дальше своего носа политические лидеры поделиться с другими тем, что находится в их полном распоряжении? По расхожему клише, первое правило альтруизма — никогда не ждать от других того, что противоречит вашим личным интересам. Если есть хотя бы небольшая угроза личному благополучию или необходимость жертвовать даже малым, людей очень трудно убедить, что они должны защищать что-то, не имеющее к ним прямого отношения, — на протяжении всей своей эволюции головной мозг развивался именно в этом направлении. Согласно этой логике, истинный альтруизм ограничивается семьей, племенем, расой или нацией, то есть теми общностями, в которых мы, как принято считать, воздаем должное своим генам готовностью жертвовать личным ради других. Предполагается, что адепт определенной религии предпочитает трактовку истории творения именно в рамках своей религии. Патриот верит, что моральные принципы его общества — лучшие в мире. Победителей олимпиад чествуют не хвалой человеческим достижениям вообще, а гимном конкретной страны.